Будет легко, говорили они. Это дело для задрота вроде тебя, говорили они.

И вообще – каждая спецслужба будто бы заводит по персональному Лагерфельду, который велит бегать по лесам и мусорным развалам в этом дурацком костюме-двойке. Старший группы – лицо Щ.И.Т.а, говорили они. Тебе не понадобится лишнее снаряжение, говорили они. Хорошо, что бронежилет дали.
Арндт ослабил воротник и засунул в карман осточертевший галстук – все равно тропическим деревьям и мошкаре побоку официальный протокол. Они не свалятся в обморок, если обнаружат среди себя не по форме одетого мужчину, а вот найти среди кустов английскую королеву было бы проблематично. Разве что эта милая старушка на склоне лет принялась мелко пакостить международным организациям и теперь скрывается в дождевых лесах под видом опасного мутанта.
Тропические леса оставляют на подошвах липкую красноватую грязь, которая высыхает и становится похожа на молотый перец чили. Вокруг тучей вьется комарье, готовое в любой момент распустить свои малярийные носы. Тут и там между деревьев свисают плети липкой паутины. У Рапалльского, привыкшего к шикарной жизни, столкновение с дикой природой вызывало смятение и ступор, будто его зашвырнули в далекий космос на одноместной ракете. Еще бы – он без камуфляжа и грубых армейских ботинок смотрелся щеночком пуделя на собачьих боях. Зато протокол соблюден, мать его дери.
А ведь кто-то еще и живет в такой глуши. Путь до деревни занял минут двадцать. Деревня – около двух дюжин покосившихся домиков с крышами из травы, две вонючие выгребные ямы, сооруженный из палок плетень с развешенной на нем ветошью и тряпками, да какой-то непристроенный мусор, раскиданный вокруг, – вытянулась вдоль реки, и каждая дверь выходила прямо к реке. Течение было быстрым, но на берегу все равно разило затхлостью и нечистотами. К назойливым комарам и прочей мошкаре прибавились жирные мясные мухи, которые роем вились над выгребными ямами и почему-то возле некоторых домов.
На улице не было ни души - ни женщин, стирающих белье, ни играющих детей, ни мужчин, занятых работой, ни даже плохих парней, которые отобрали эту деревню у местных жителей. Отряд словно оказался на съемочной площадке «Апокалипсиса», оставленной на выходные – все есть, не хватает только людей, их как пылесосом всосало. Бойцы, не дожидаясь команды, вскинули винтовки и заняли круговую оборону. Арндт вытащил свою «беретту» и приготовился стрелять, если понадобится – но он не видел никого, в кого стоило бы целиться. Деревенька, окруженная диким лесом, просматривалась целиком, но вот за ее пределами начинался бесконечный зеленый покров, сквозь который не проглядывало ни кусочка неба.
- Рассредоточиться, исследовать местность, - коротко скомандовал Рапалльский, и его люди, не сводя пушек с мифической цели, разошлись в разные стороны. – На улице никого, - сообщил он крошечному коммуникатору, микрофон от которого был прикреплен к лацкану его пиджака. – Повторяю: на улице никого. Проводим исследование местности.

Коммуникатор молчал. Арндт два раза нажал на выключатель питания.

- Повторяю еще раз: на улице никого. Проводим исследование местности.
Арндт говорил это больше для проформы – накрывшуюся сеть он чувствовал безошибочно. Когда долго работаешь со связью, начинаешь слышать  невооруженным ухом, идет сигнал или ты пытаешься докричаться до глухой пустоты.
Он переключил передатчик в режим радиоволны, но в наушнике раздалось лишь невнятное шипение. Что-то мешало передаче – видимо, местные головорезы установили глушилки, и никто не выключил их, когда они смылись.
Арндта осенило – они нагрянули в неподходящий момент. Та самая «угроза», о которой им говорили, в полном составе выехала на какое-нибудь дело. Или они совсем снялись с места, потому что в этой деревне кончились припасы – иначе бы оставили в одной из хижин смотрящего. Вполне возможно, один из них действительно остался там и сейчас дрыхнет в гамаке, спрятавшись от полуденного солнца. Ликвидировать его не составит труда, даже если Арндт натолкнется на него со своим легковесным пистолетом.
В случае потери связи полагалось возвращаться в джипам, но команда уже разошлась по хижинам, а созвать их Арндт бы не сумел – их наушники тоже умолкли.
Надо хотя бы завершить разведку, чтобы было о чем доложить начальству.
Арндт толкнул дверь ближайшей хижины и вошел внутрь.
Возможно, эта дыра знавала и лучшие годы, но сейчас она напоминала сарай, в который кто-то составил все ненужное барахло. На полу валялся засаленный матрас, накрытый двумя грязными простынями, рядом стоял плетеный деревенский стол с такими же стульями, а на столе стояли плетеные тарелки с остатками еды. Вокруг было еще много хлама, который, возможно, принадлежал жившей здесь раньше семье, но недоеденный пир и грязное спальное место явно остались от бандитов. Рапалльский потоптался по комнате, брезгливо ткнул в тарелку дулом пистолета, вышел из дома и обошел его кругом.
Позади дома был оборудован алтарь – простой деревянный ящик, украшенный какими-то изделиями из ниток и давно увядшими срезанными цветами. Арндт замер на месте, вскинул «беретту» и принялся озираться. Проблема была не в остром приступе религиозной несовместимости, а в обезглавленном теле, которое украшало этот алтарь поверх цветочков и плодов местечкового творчества.
Тело навалилось на алтарь в коленопреклоненной позе, будто его использовали как плаху. Это было крупное, раздавшееся тело сального латиноса. Наполовину лысая голова с длинным черным хвостом, скученным из остатков волос, валялась возле его ног. Лужа крови, натекшая на алтарные доски, все еще блестела, но мухи уже кружились над трупом.

- Агент Арндт! – Раздался голос одного из бойцов. – Я кое-что нашел!
Рапалльский тут же рванул на голос, который раздавался на несколько домов левее. Десять секунд, двадцать быстрых торопливых шагов,  и Арндт уже стоял рядом с тем самым бойцом, который его подозвал.

Вот только боец уже валялся на красном перцовом песке рядом со своей головой.

В кино такие моменты происходят под тревожную музыку.

Первым порывом Арндта было поправить воротник – потому что все мысли спутались в тугой клубок из досады, страха и недоумения, и прямой приказ пронесся по расчищенной магистрали прямо к пальцам. Но Рапалльский вовремя сообразил, что происходит, и не расцепил рук на «беретте».

Это и есть – угроза? Этот мужик в костюме звезды Комик-кона с синдромом Туретта? За время службы в Щ.И.Т.е Арндт всякого навидался, и некоторые шизофреники, которым внезапно обретенные способности ударили в голову, занавешивали свои физиономии непотребными масками. Некоторые брали с собой оружие, и потом их случайным знакомым приходилось несладко. Но в масках ходили и нормальные ребята, которые сражались с такими вот шизофрениками. Одна только маска – еще не повод отправлять парня на перевоспитание к Иисусу или дяде Сэму. А вот кровь на ней, окровавленные катаны и отрубленная голова еще минуту назад живого и здорового Джонса – уже повод, да что там, настоящее приглашение прочистить кое-кому мозги.

Любая организация первым делом сажает новичка зубрить устав – мол, выучи букву закона, желторотик, и не позорь нас перед соседями. Из устава Арндт знал, как полагается поступать с неопознанными убийцами представителей спецслужб на территориях, не подчиненных американской юрисдикции. Закон был прост: увидел – убей. Если ты не убил, то пни ногой черный ящик и поскорее надиктуй на него свое завещание.

«Были ли у вас проблемы с тем, чтобы стрелять в живых людей?», - интересовалась миловидная мадам-психиатр из отдела профессиональной аттестации. У Арндта все вертелась на языке дурацкая шутка, мол «были, когда у меня один раз затвор заклинило», но он отбрехался тогда какими-то сказками про «профессиональный долг» и «не задаешься вопросом, когда твоя жизнь висит на волоске». А вот убивать ему еще ни разу не приходилось, о чем он и заявил на переаттестации. Ни за время его службы в ФБР, ни когда он работал на Щ.И.Т., но некоторые вещи случаются впервые, и с этим ничего не поделаешь.

Когда ты весь занят экзистенциальными терзаниями, время пролетает незаметно, и десяток лишних секунд превращаются в невосполнимую потерю. Ну, это в случае с обычным противником, который за эти десять секунд подбежит, перерубит тебе шею и уберется на безопасное расстояние. Рапалльского почему-то никто не торопил, и он потратил эти десять секунд на рефлексию, а потом спустил курок.

Пуля тут же растаяла в текстурах окружающего ландшафта и дала о себе знать, только врываясь в грудную клетку этого замаскированного.

Хорошие мальчики от таких вывертов судьбы падали – удивленно смотрели на дырку в себе, шатались для приличия и падали. Те, у которого был блат на том свете, вовремя попадали в больницу и потом выкарабкивались. А этот, видимо, тоже крепко задумался над вопросом существования, и только немного дернулся, когда в нем пробили дыру.

Арндт оторопел. От неожиданности он опустил пистолет, разглядывая дело рук своих.

И все-таки он не выдержал.

- Ты кто, черт возьми, такой? – Пробормотал он себе под нос, и половина звуков пропали из-за накатившего на связки хрипа. Какой-то уж больно поганый становился день.

Человек, заявивший, что в окопах атеистов не бывает, был, видимо, отчаянным богомольцем без царя в голове. Не может тот, кто всю жизнь прожил атеистом, уверить в нечто всевышнее и всеблагое, сидя в мокрой канаве под шквальным огнем неприятеля. Тут что-то не сходится – «о, великий бородатый шовинист, который закинул меня в эту бездну ада, сделай так, чтобы меня сегодня не убили» - второй сопливый акт дешевой драмы, профинансированной католическими бизнесменами. Арндт верил в теорию вероятностей, и она гласила следующее: если тебя сегодня должны убить, то непременно убьют, как бы ты не унижался перед мифическими существами.

Страх он тоже растерял где-то между Монте-Карло и Марселем, когда в счет отработки несуществующего долга тянул лямку на своего самодура-босса. Тогда, во Франции, он работал за еду, и платили ему так: усаживали за стол, выставляли два самых вкусных обеда на выбор и говорили, что один из обедов отравлен. Арндт терпел неделю, перебиваясь легкими закусками на фуршетах и забивая голод вином, которого ему поставляли вдоволь, но на восьмой день не выдержал и схватил первое блюдо, которое поставили на стол. Наевшись, он ждал спазмов и судорог, боялся лечь в постель в страхе, что во сне у него остановится сердце, но наутро все оказалось в порядке. На следующий день босс распорядился не выносить ему ужин, и Арндт понял, что ни смелость, ни безрассудство не помогают, если ты имеешь дело с больным человеком.

А тот, с кем Рапалльский столкнулся сейчас, и на человека-то не походил: его изрешетили в пыль, его органы должны были превратиться в кровавое мясное варенье, а он ходил, будто ничего не случилось, и еще умудрялся быть сильнее и ловчее подготовленного агента.

В глазах у Арндта потемнело, а через миг по темноте покатились бледно-желтые и малиновые световые пятна. Он не чувствовал боли, но в голове будто образовался чугунный утюг, который острым углом уперся в лоб и тянул его вниз.
Арндту казалось, что с ним разговаривает целый миллиард голосов, и все, как один, что-то от него хотят, а вот между собой договориться не могут. Словно его обступила негодующая толпа, которая призывает линчевать его за какой-то проступок, но не может решить, с чего начать – вздернуть его на суку или насадить на вилы. Это все голос его мучителя множился, накладывался один на другой, и, казалось, прошла вечность, прежде чем Рапалльский вновь обрел способность связно мыслить.

А подумал он первым делом вот о чем – их подставили. И во вторую очередь – где-то еще остались его люди. Должны были остаться, если этот мутант не перебил всех остальных заранее. И эти люди – пусть они всего лишь обыкновенные чурбаны из боевки – должны проявить благоразумие и умотать подальше, а лучше добраться до места встречи и убраться восвояси, чтобы потом пересказывать Боливию своим внукам как страшную сказку о дождевых лесах. Арндт не задумывался, что боевой группе полагалось его спасать. Видимо, его так припечатало, что он враз забыл о себе как о центре Вселенной и помнил лишь как о бесперебойном механизме, отдающим приказы.

- Какого черта… - Простонал Арндт, окончательно приходя в себя. Чужая кровь гадко щипала скулы и лоб, и Рапалльский был уверен, что губы у него тоже измазаны в чужой крови. Осторожно открывая рот, чтобы не слизнуть эту мерзость, он пробормотал: - Что ты сделал с моими людьми?.. Кто ты такой?..

Отредактировано Garrett Arndt (2014-07-29 23:18:29)

Это место куда больше походило на какой-нибудь сарай на Среднем западе, чем на убежище неуязвимого наемника. В таких местах должны обитать безнадежные алкоголики, чьи единственные радости – любительское радиоконструирование и грошовые ставки на интернет-тотализаторе. Не то бы Арндт сходу начал культурологический анализ, просто он в таких местах раньше не бывал – судьба его держала подальше от воинствующих реднеков и мест их массового скопления. А это значило, что все места, в которых он привык бывать, могли похвастаться куда большим лоском, чем эта помойная яма.
Но окажись Арндт хоть в Лувре, он бы не почувствовал себя лучше. Он все еще ощущал себя словно в дурном сне, когда ты понимаешь, что все летит под откос, и не представляешь, как будешь выпутываться, а потом с криком просыпаешься и осознаешь, что все это время ты всего лишь беседовал со своим больным подсознанием.
Арндт был готов простить своему подсознанию любые трюки, лишь бы все это оказалось сном.
Все это – какое-то непонятное место, море кровищи, телепортация и детские песенки – навевали воспоминания об одном глупом ужастике, которым Рапалльский засматривался в детстве. Там дети распевали дурацкую колыбельную, чтобы предупредить спящего, что за ним охотится маньяк. Правда, в этом фильме все умершие во сне умирали в реальности, поэтому Арндт предпочел бы более реалистичное развитие событий.
Но реальность заключалась в том, что он сидел, связанный и измазанный кровью, на колченогом стуле посреди долбанного нигде и думал о каком-то тупом фильме вместо того, чтобы отчаянно искать выход.
В тот момент он был просто находкой для психолога. Если какая-нибудь деловитая дамочка залезла ему в мозг, то нащупала бы там зарождающийся комплекс выжившего, плотным клубком сплетенный со страхом мучительной смерти и паническим желанием маленького ребенка расплакаться и побежать туда, где, как кажется, находятся уютные мамины колени. Но все же поверх всех этих загонов лежал ровный и плотный, похожий на лист кровельного железа, слой агентской выучки, и выучка эта велела изучить все пути к отступлению и сообразить, что из хлама в комнате может оказаться потенциальным оружием против захватившего его придурка.
Уж точно не плакаты с голыми девицами – этот парень не походил на слабонервного мормона. Плиту или холодильник можно было разобрать, чтобы выудить из них какую-нибудь острую деталь – но для этого нужно время и свободные руки. Веревки давили со всех сторон – наемник явно не нежничал, когда его связывал, - и, даже в обычной ситуации не слишком ладивший с бытовым железом, Рапалльский решил не тратить на это время. Больше всего его привлекла дверь – подозрительно открытая, как будто изощренное приглашение к бегству. Арндт не знал, что снаружи – может быть, голодные псы, а может быть, жерло вулкана. Впрочем, нет. Если бы рядом был вулкан, это богом забытое место не напоминало бы набитый снежными людьми морг.
Рапалльский поднялся, покачиваясь и стараясь удержать равновесие. В глазах тут же взвилась чернота, и Арндту пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем он смог сделать первый шаг. Но он тут же быстро, как это только было возможно,  направился к выходу и толкнул плечом приоткрытую дверь, не утруждаясь даже заглянуть в проем, чтобы проверить, нет ли за ней вооруженных охранников.
Но перед ним оказалась совершенно пустая лестничная площадка и сама лестница – серая невзрачная конструкция с металлическими ступенями, из тех, что страшно грохочут, если ступать по ним не музейными тапочками. Арндт тут же пошел по лестнице, и ступеньки загремели под его ногами – если наверху поставлен охранник, то он наверняка держит пленника на мушке. Но и наверху никого не оказалось – будто этот маньяк специально создал своей жертве все условия для побега.
Арндта замутило от нехорошего предчувствия – а, может, от сотрясения мозга, которое он, возможно, заработал, - но он все же толкнул следующую дверь. Из-под нее тянуло ужасным холодом – в Нью-Йорке такие низкие температуры наверняка бы засветились на всех передовицах газет, - и, когда дверь отворилась полностью, Арндт понял, в чем дело.
Перед ним раскинулась ослепительно-белая долина, высвеченная низко стоящим солнцем, и от этой сумасшедшей белизны резало глаза. Вокруг, насколько хватало взгляда, был лишь непроходимый снег. Даже если бы Рапалльский решился бежать напрямик, он бы замерз, или попался белому медведю, или… но теперь, во всяком случае, он был уверен, что находится в северной части земного шара. Если, конечно, этот псих не переместил его во времени.
Если, конечно, они все еще были на родной планете. А то за время своей работы Рапалльский наслушался всякого…
Но теперь он стоял, чувствуя, как ледяной воздух холодит запекающуюся кровь на лице, и впервые за долгие годы не знал, что делать.