Ну разумеется – как Хельга и предполагала, для классического добропорядочного героя ее методы оказались несколько… слишком откровенными. Возможно, она поспешила открыть истинную причину своего обращения именно МакКою, но если Хельга и научилась кое-чему за время сотрудничества с ГИДРОЙ, так это одной простой истине: тот, кто хочет тебе навредить, не будет тебя об этом предупреждать, а тот, кто захочет подставить тебя, всеми силами будет демонстрировать свои «чистые» намерения. Он не станет открывать карты и предупреждать о возможных опасностях, как это сделала Хельга, но кажется, Генри МакКой был человеком не только умным и сострадательным, он был устаревшим ныне типом джентльмена, бьющегося с поднятым забралом. Он не привык иметь дела с подонками, убийцами, лжецами и манипуляторами, которые понимали только язык собственной выгоды, а Кёниг… Кёниг провела в их обществе слишком много времени, чтобы поверить в то, что кто-то может захотеть помочь просто так, по доброте душевной. Даже Щ.И.Т.у, организации, зарекомендовавшей себя едва ли не альтруистами от политики, было глубоко наплевать на причины и мотивы, их интересовали только возможности Хельги и методы получения этих возможностей. Отличие ее жизни под присмотром Щ.И.Т.а от тюремной камеры заключалось в двух вещах: ей позволяли заниматься любимым делом и ее тюремный двор для прогулок был несколько больше, вот вам и вся разница.
Она не стала себя унижать ни просьбами, ни оскорблениями. Более того, она понимала причины отказа МакКоя, и будь у нее за спиной школа, полная детворы, она бы, пожалуй, тоже отказалась без малейшего угрызения совести. Дети значили для нее несколько больше, чем можно было бы предположить, глядя на ледяную Фройлен Фауст, однако даже Ксавье это не помешало сделать своих же бывших драгоценных учеников эдаким символом мутантской справедливости, так почему же она должна поступать иначе?
«А Ваш хваленный профессор Ксавье – он чем лучше?» - хотелось ядовито спросить ей. – «Тем, что из ваших бесценных детей делает оружие, чтобы потом посылать их на убой за чужие идеи? Тем, что держится в стороне от конфликтов между людьми и мутантами? Или тем, что в конце концов из-за его нерешительности мы просто истребим друг друга?»
Но Кёниг не стала ничего говорить. Предлагая подобную сделку, Хельга совершенно упустила из внимания фактор того, что кто-то все еще мыслит старомодными категориями. В конце концов, как бы ни жаль ей было, что путь малой крови был закрыт для нее, ей оставалось только согласиться с чужим выбором и сделать свой собственный.
- Я понимаю Вашу позицию, мистер МакКой. То, чем я Вас прошу, совершенно не гарантирует безопасности ни Вам, ни Вашему окружению. Но на будущее советую Вам кое-что запомнить – того Щ.И.Т.а, каким Вы его знаете, не существует и, возможно, никогда не существовало. Быть может, где-то в Вашем Институте и образовалась счастливая коммуна братьев-мутантов, но в реальном мире все совсем по-другому. Щ.И.Т. давно перестал соблюдать принципы равенства людей и мутантов, и даже его сотрудники вынуждены порой скрывать свои способности. Будь это иначе, я бы даже не рассматривала подобные сценарии, уж поверьте мне. Может, для Вас это прозвучит дико, но я отлично знаю, насколько ценны дети.
О, не было слов, чтобы выразить, насколько глубоко Хельга осознавала ценность детской жизни. Возможно, никто другой не понимал, насколько важным может быть сам факт того, что одна маленькая клеточка в организме вдруг начала делиться, чтобы однажды стать кем-то – добрым, злым, хорошим, плохим, смешным или серьезным, но очень и очень родным. В Библии очень верно было сказано «Плоть от плоти и кровь от крови». Но об этом распространяться не хотелось – во-первых, это было слишком личным, а во-вторых, Хельга не хотела, чтобы правильный и благородный мистер МакКой решил, что она давит на жалость. Жалости не выдержит либо сама Кёниг, либо ее вконец расшатанные нервы, поэтому она только глубоко вздохнула и прикрыла глаза.
- Впрочем, это неважно. Простите, что отняла у Вас время, у Вас наверняка запланированы важные дела. В любом случае, была рада встрече.
Хельга понимала все. Действительно понимала, а не делала вид, но все равно…
Все равно, когда МакКой поднялся и направился к выходу, со дна души всколыхнулась, поднялась к горлу горькая муть. Впрочем, чего еще она ожидала? Герои не пачкают белоснежные манжеты и не ведут переговоров с террористами и вымогателями. Это хорошие славные девочки, вплетающие ленты в волосы по утрам и пекущие яблочный пирог по субботам, заслуживают спасения, а такие, как она, готовые отказаться от бальных туфелек и маминых рецептов, чтобы выжить и сохранить рассудок, заключающие одну сомнительную сделку с совестью за другой, чтобы добиться своей цели, заковывающие сердце в ледяную броню, чтобы не слышать, не знать, не чувствовать, что творят с чужими жизнями… Зачем им спасение – грязным, искалеченным, потасканным, как старый затертый пенни? Ничего хорошего от них не жди, ничего доброго.
«Меня это не волнует», - убеждала себя Хельга, глядя на свое темное отражение в глубине чашки с кофе. Но, как оказалось, даже в такой холодной и расчетливой стерве, где-то там совсем глубоко, под несколькими слоями брони и деланного безразличия, еще есть кто-то обиженно-недоумевающий, беспомощный и отчаянно нуждающийся в спасении. И в тот день, когда она окончательно убьет этого кого-то, для Хельги Кёниг больше не останется преград, ни моральных, ни этических, ни общечеловеческих. Возможно, цели не останется тоже – одна только привычка убирать с дороги все, что мешает.
Но это будет потом, а сейчас… сейчас нужно все-таки взять себя в руки, допить свой кофе и поехать в госпиталь Щ.И.Т.а – проверить, как обстоят дела с Джереми Уайтом. На последней миссии бедолага едва не лишился руки, которую чудом удалось спасти. Откровенно говоря, спасти не удалось, и Хельга едва не выложилась на синтезе до предела, но кто узнает об этом? Даже сам Уайт не заметит разницы.
Хельга почти сумела убедить себя, что спокойно переживет этот отказ, что поступила опрометчиво, возложив на него чуть больше надежд, с горькой иронией подумала о том, что это только в фильмах кто-то готов помочь чужому просто так, даже сумела отвлечься на совершенно другие мысли – и едва не разрыдалась от облегчения, когда МакКой вдруг передумал и вернулся. Сама не ожидала, что ее панцирь может дать такую трещину, но едва сумела взять себя в руки и сохранить внешнее спокойствие, в то время, как внутри была в полном смятении. Оставалось только надеяться, что у нее не покраснели глаза, это был бы слишком большой удар по ее самолюбию и вере в свою выдержку.
- Вам никогда не говорили, что Вы когда-нибудь пострадаете из-за своего благородства? – пытаясь держать спокойный и слегка насмешливый тон, Кёниг прилагала огромные усилия, чтобы ее голос не дрожал. – Мне нравится ход Ваших мыслей, однако Ваш харизматичный друг – не единственная возможность добыть образцы гена, как и этот ген - не единственный способ восстановить поврежденные функции организма. Во всяком случае, не тем путем. Если воспользоваться собственно кодом гена «Икс», отвечающего за регенерацию, то нам нужно всего лишь скопировать действие этого кода и синтезировать вещество с аналогичным эффектом, это не только проще, но и безопаснее. Но если разобраться в механизме действия гена «Икс», понять, что именно заставляет его наделять теми или иными качествами… Вы представляете, что произойдет? Тот, кто получит данное вещество в руки, сможет наделять способностями обычных людей, более того – сможет решать, какими именно, и даже внедрять сразу несколько. Я не уверена до конца, но, кажется, исследования Щ.И.Т.а идут именно в этом направлении, и мои собственные исследования – это только одна ступенька на пути к тому, что им действительно нужно. Впрочем, возможно, я просто пестую свою паранойю…
Хельга одним глотком допила кофе, невольно дернула затекшим после ночных бдений плечом. Ее била дрожь нервного возбуждения, и одновременно хотелось просто закрыть глаза и забыться сном – настолько ее вымотали недавние переживания, умноженные на долгое отсутствие сна.